Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Пусть висит и здесь. Чтобы везде глаза радовались.
Внимание!
суббота, 17 января 2009
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (3)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Название: «На краю».
Автор: Чацкая
Бета: Ksюша
Фандом: Обитаемый Остров
Пейринг: Максим Каммерер/Гай Гаал
Рейтинг: PG-15
Жанр: ангст
Саммари: У Стругацких, растерзанный внутренней борьбой, Гай нелепо погибает в начале войны. Погибает, когда Максима даже нет рядом. Это неправильно. Это жестоко. Это больно, потому что это Канон. Но мы все знаем - канон еще никогда не становился окончательным приговором.
Предупреждения: АУ. Альтернативная 17-ая глава, утопический конец. Написано в неадекватном состоянии.
Дисклаймер: мое только АУ
От автора: После прочтения 17-ой главы у меня случилась истерика, видимо, я слишком эмоционально восприняла эту книгу, читая во второй раз, и персонаж Гая стал настолько любим и близок (даже отдельно от пейринга), что чувство несправедливости побудило написать вот это. Иначе никак.
В "« »" кавычках - отрывки текста Стругацких.
читать дальшеТемно-бурые склоны, словно не пуская Максима назад, подставляли ему под ноги колючие кустарники, вырванные куски железа и засыпанные песком ямы. Спотыкаясь и злясь, что так долго торчал на вершине, Максим спускался вниз, охватываемый вязким беспокойством за свою крошечную команду не владеющих собой людей.
Недалеко от их жалкого скрюченного танка проехало еще одно такое же подобие военной техники, оглашая впадину каким-то тревожным скрежетом. Может, пока он смотрел на мерзкие машины армии, сюда, к его танку вышли другие, такие же подконтрольные куклы, верные своим кукловодам.
Что тогда стало с маленькой командой его танка?.. Навечно уснувший Крючок с застывшей веселой улыбкой на губах, сходящий с ума от боли Зеф, этот чертов Фанк без сознания и Гай. Единственный на ногах, мальчишка, под действием излучения, с остекленевшими искусственно-преданными глазами. Максима пробил холодный пот. Воздух вокруг поплотнел и стал сгущаться, наполняя легкие теперь не только своей мерзкой отравой, но и невыносимым чувством страха. Страха за них.
За него.
«Обогнув танк, он остановился.
Они лежали рядком: белый до синевы Фанк, похожий на мертвеца; скорченный, постанывающий Зеф, вцепившийся грязно-белыми пальцами в свою рыжую шевелюру, и весело улыбающийся Крючок с мертвыми глазами куклы. Приказ был выполнен в точности.» «Только вот трава вокруг была смята и затоптана, и валялась сплющенная белая каска в темны пятнах, а из развороченных кустов торчали еще чьи-то ноги в сапогах».
Предчувствия не обманули Мака. Здесь действительно кто-то был. И теперь он мертв. Значит, сцепились все же двое преданных псов. Повернуться было до боли страшно. Боковым зрением Максим видел на траве согнувшуюся фигуру, ободранную, в крови.
Жив ли?..
Пока он не мог знать ответа – внутри жгло, словно смесь страха и заведомой печали стекались к сердцу огненной лавой. Никогда раньше, за всю жизнь не было так больно. И до дрожи страшно.
Если ответ на молчаливый вопрос вдруг окажется отрицательным, что будет?..
Конец. Не конец жизни, не конец борьбы, не конец этого мерзкого мира – конец Максима.
Смерть. Смерть не сильного закаленного тела, смерть не молодого землянина, не дерзкого революционера – смерть души. Максим знал, что каким бы не оказался ответ – он продолжит борьбу. Но так же знал – в самом страшном случае - продолжит борьбу уже не человеком, ходячим мертвецом, без души и сердца. Это будет лишь могучее тело, наполненное вонючей смесью ненависти, гнева и желания мстить.
Максим сделал шаг к телу на земле. Вокруг взрезала воздух смерть.
Гай не двигался. Не шевелился.
Сейчас, стоя на краю самого себя, Максим наконец-то признался себе в том, о чем запретил себе даже думать. Его жизнь началась не на Земле. До прибытия на эту злобную планету он не жил – существовал. Протекала спокойная, размеренная жизнь, изредка волнуемая несущественными успехами, названными друзьями, неискренне-приторными чувствами.
Попав на Саракш, окунувшись в столь мерзостно-застоявшееся болото, кладбище людских душ, он столкнулся с человеком, таким же, как и все остальные, безвольным, но самым живым в жизни Мака. Гай был предан единственной внушенной идее, его разум травили каждый день чертовы излучатели, но жизнь теплилась в нем, вскормленная человечностью, тоскующей потерянной юностью, детской наивностью и гармоничной неяркой красотой, пробивающейся сквозь гримасы зомбированного лица. Он понравился ему куклой, но влюбил в себя человеком.
Как часто это бывает – до этой страшной секунды Максим не понимал до конца, насколько глубоки и искренни стали его чувства за это время. И теперь это было уже не сострадание, не желание спасти и даже не опека – это была любовь, в том ее высшем проявлении, когда не знаешь за что любишь, любишь без причин и умысла – безоглядно и навсегда.
В памяти всплывали обрывки фраз и картинки жизни на Саракше: Гай упорно застегивает Маку верхнюю пуговицу, поучает как вести себя в строю; они спорят до хрипоты дома, а затем шутливая драка и смех; после те страшные месяцы по разные стороны, и потом подарок Господина Случая – истощавшая фигурка Гая прямо перед ним, не дает выехать за очередную границу; жизнь у мутантов, ломки Гая и белая субмарина.
Сколько всего произошло за это время?..
Симпатия вспыхнула уже тогда, в гремящем неповоротливом вагоне, везущим их с Гаем в столицу. Гай тогда заступился за женщину и долго пытался втолковать Маку хоть что-нибудь, натыкаясь на глухую стену языкового барьера. Он активно жестикулировал, и было просто приятно смотреть на этого терпеливого человека, откликнувшегося на простую просьбу общения. Он ведь мог молчать всю дорогу, высадить его у телецентра и забыть навсегда. Но не молчал, довел до предписанной двери, хлопнул тогда по плечу и ушел с надеждой, что это их не последняя встреча. Так он стал хорошим знакомым.
Привязанность оказалась подопечной судьбы, которая свела Максима с Радой и привела прямо в дом Гая. Встреченный с радостной улыбкой и порывистыми объятиями, Максим был счастлив. Язык учился легко и быстро, Гай рассказывал ему все, что бы Мак ни попросил, терпеливо что-то втолковывал и вдохновенно описывал свою службу. Месяцы рядом, в теплом уютном доме, под одной крышей, в соседних кроватях. Днем шумные споры, а ночью душевный нехитрый треп, рассказы о своей жизни. Так у Максима появился приятель.
Дружба крепла под ненавистный глупый гимн легионеров. Рекомендация в Легион, служба под командованием Гая, забавные казусы и косые взгляды в их сторону – капрал и кандидат в стороне во время короткой передышки, голова к голове – «застегни пуговицу!» - «давай поиграем в слова!». Что бы ни случилось, они оба чувствовали плечо друг друга, рядом, близко – стеной за товарища. Так у Каммерера появился друг.
Выродки, страшный допрос, а затем побег. Шесть пуль в сильное тело. Прозрение ничего не изменило. Теперь Максим был далеко от Гая, стал террористом, но, взрывая башни, помнил об одном: вернуться и забрать с собой Гая. Чего бы это ни стоило, куда бы идти ни пришлось. Желание спасти сначала одного человека, а затем и весь этот мир.
Нечто большее, чем просто радость видеть друга, когда с трудом Гай был схвачен, скручен и сидел напротив него в тесной духоте танка. Хотелось кричать и петь, хотелось обнять и никогда не отпускать. Взаимность в уставших глазах лишь подливала масла в огонь. Тяжкая ночь в лесу, когда у Гая случилась первая ломка – они выехали из радиуса облучения. Бедный юноша дрожал, у него раскалывалась голова, и он мерз, словно выброшенный в мороз на колючий снег. Терпеливо и бережно стараясь найти нервный контакт, Максим сидел на холодной траве, положив его голову себе на колени, перебирая темные пряди волос, массируя виски, желая забрать всю боль на себя. И на многие дни жизни у мутантов выздоровление Гая было единственной заботой Максима. Каммереру было стыдно: в конце концов он сделал благо, забрав Гая, но началась эта страшная ломка. Максим чувствовал себя виноватым. Тогда он еще не смел признаться себе, что в его жизни появилась любовь.
Нелепый отлет на старом бомбовозе, эта дурацкая оплошность Мака, когда они попали в зону действия излучателей и у Гая случился этот срыв, он кричал о вечной преданности и желании умереть за него, за Максима. Мысль о том, что теперь он сам стал идолом, на который так слепо молится любимый человек, резала по сердцу больнее ножа. Он был зол, сердит и вымещал свою злость на юноше. Он полез в эту чертову субмарину, даже не подумав, как тяжело будет Гаю ждать его на берегу, не зная, что думать и считая секунды до возвращения. Злость на самого себя губила и любимого ему человека.
Когда в субмарине Мак услышал отчаянный крик Гая, словно что-то переключилось в мозгу. Он до сих пор не мог забыть лицо юноши тогда – перекошенное ужасом, бледное – Гай был на грани обморока. Столько пережить и еще снова терпеть мучения, но только уже от самого Максима. Как он мог так поступить?! В белой субмарине, в ее темном затягивающем чреве, Мак дал волю чувствам и долго прижимал к себе трясущееся тело Гая, успокаивая, шепча обещания и извиняясь за все. Так Гай стал его личным Мировым Светом. Его единственным центром вселенной.
Глупая война. Жуткая война.
Максим, пересилив себя, опустился на колени рядом с телом Гая. Дрожащей рукой коснулся шеи…
- Мак…сим…
Вдребезги разбившееся самообладание, слезы, горькие и счастливые, хлынувшие из глаз. Залпы орудий были больше не слышны. Только слабый голос Гая. Обессилевшего, но, массаракш, живого.
Мак подхватил его, прижал к себе, зарываясь пальцами в темные волосы, целовал запачканные землей и маслом щеки, лоб, глаза.
- Гай, ты жив, слышишь, все хорошо! Все будет хорошо, Гай, ты только живи…
Гай закашлялся и поднял на Максима усталые и грустные глаза. Он улыбался горькой, но открытой улыбкой.
- Ты… прости. Ненавижу себя… за то… что творю… - Гай закусил губу и уткнулся в грудь Мака, - в этом… состоянии…
- Тише, тише, не смей так говорить. Ты не виноват. Теперь все кончилось, мы выберемся отсюда…
Мак осторожно приподнял юношу, убедился, что серьезных ран нет и отнес его обратно в старый танк.
- Я заберу остальных, и поедем отсюда, - Максим нежно коснулся губами дрожащих губ Гая, оставляя на них трепетный поцелуй.
Ночь со своей прохладой оказалась спасителем. Зеф храпел в углу, измученный дневной пыткой, Фанк так и не пришел в себя, а Крючок… Максим, скрепя сердце, вынужден был оставить его в той чертовой впадине.
Гаю стало значительно лучше, он лежал на полу, обняв себя руками, и задумчиво смотрел на ржавую поверхность старого железа над головой.
Танк, издавая жалобные звуки, катился по заданному пути. Никакого четкого плана у Максима не было – надо бы возвращаться в столицу, но он не мог тащить за собой Гая – он не позволит ему больше терпеть это чертово излучение.
Спустившись из башни, Мак улегся рядом с Гаем, обняв того за плечи.
- Тебе лучше?
- Угу.
- Ты прости, мне не надо было оставлять тебя в таком состоянии.
Гай улыбнулся и нерешительно поцеловал его в уголок губ.
- Все нормально. Это я должен просить прощения. Это я все время только обуза для тебя, ты только и делаешь, что спасаешь меня…
- Дурак. Какой же ты дурак, Гай. Мальчишка, - шепнул Мак, целуя его снова и снова, стирая все границы в их отношениях, - без тебя… нет, это ты спасаешь меня. Каждую секунду, пока мы живы.
Гай гладил светлые кудри Максима, постепенно забываясь сном, успокоенный объятиями, наконец-то согревшись, и впервые понял: «все будет хорошо». Вера в будущее витала в воздухе, и вряд ли что-то могло вытравить ее, выгнать с этой планеты. Вдвоем они создадут новый мир, потому что этот уже не вмещает своей душной теснотой проверенные войной и временем чувства.
Автор: Чацкая
Бета: Ksюша
Фандом: Обитаемый Остров
Пейринг: Максим Каммерер/Гай Гаал
Рейтинг: PG-15
Жанр: ангст
Саммари: У Стругацких, растерзанный внутренней борьбой, Гай нелепо погибает в начале войны. Погибает, когда Максима даже нет рядом. Это неправильно. Это жестоко. Это больно, потому что это Канон. Но мы все знаем - канон еще никогда не становился окончательным приговором.
Предупреждения: АУ. Альтернативная 17-ая глава, утопический конец. Написано в неадекватном состоянии.
Дисклаймер: мое только АУ
От автора: После прочтения 17-ой главы у меня случилась истерика, видимо, я слишком эмоционально восприняла эту книгу, читая во второй раз, и персонаж Гая стал настолько любим и близок (даже отдельно от пейринга), что чувство несправедливости побудило написать вот это. Иначе никак.
В "« »" кавычках - отрывки текста Стругацких.
читать дальшеТемно-бурые склоны, словно не пуская Максима назад, подставляли ему под ноги колючие кустарники, вырванные куски железа и засыпанные песком ямы. Спотыкаясь и злясь, что так долго торчал на вершине, Максим спускался вниз, охватываемый вязким беспокойством за свою крошечную команду не владеющих собой людей.
Недалеко от их жалкого скрюченного танка проехало еще одно такое же подобие военной техники, оглашая впадину каким-то тревожным скрежетом. Может, пока он смотрел на мерзкие машины армии, сюда, к его танку вышли другие, такие же подконтрольные куклы, верные своим кукловодам.
Что тогда стало с маленькой командой его танка?.. Навечно уснувший Крючок с застывшей веселой улыбкой на губах, сходящий с ума от боли Зеф, этот чертов Фанк без сознания и Гай. Единственный на ногах, мальчишка, под действием излучения, с остекленевшими искусственно-преданными глазами. Максима пробил холодный пот. Воздух вокруг поплотнел и стал сгущаться, наполняя легкие теперь не только своей мерзкой отравой, но и невыносимым чувством страха. Страха за них.
За него.
«Обогнув танк, он остановился.
Они лежали рядком: белый до синевы Фанк, похожий на мертвеца; скорченный, постанывающий Зеф, вцепившийся грязно-белыми пальцами в свою рыжую шевелюру, и весело улыбающийся Крючок с мертвыми глазами куклы. Приказ был выполнен в точности.» «Только вот трава вокруг была смята и затоптана, и валялась сплющенная белая каска в темны пятнах, а из развороченных кустов торчали еще чьи-то ноги в сапогах».
Предчувствия не обманули Мака. Здесь действительно кто-то был. И теперь он мертв. Значит, сцепились все же двое преданных псов. Повернуться было до боли страшно. Боковым зрением Максим видел на траве согнувшуюся фигуру, ободранную, в крови.
Жив ли?..
Пока он не мог знать ответа – внутри жгло, словно смесь страха и заведомой печали стекались к сердцу огненной лавой. Никогда раньше, за всю жизнь не было так больно. И до дрожи страшно.
Если ответ на молчаливый вопрос вдруг окажется отрицательным, что будет?..
Конец. Не конец жизни, не конец борьбы, не конец этого мерзкого мира – конец Максима.
Смерть. Смерть не сильного закаленного тела, смерть не молодого землянина, не дерзкого революционера – смерть души. Максим знал, что каким бы не оказался ответ – он продолжит борьбу. Но так же знал – в самом страшном случае - продолжит борьбу уже не человеком, ходячим мертвецом, без души и сердца. Это будет лишь могучее тело, наполненное вонючей смесью ненависти, гнева и желания мстить.
Максим сделал шаг к телу на земле. Вокруг взрезала воздух смерть.
Гай не двигался. Не шевелился.
Сейчас, стоя на краю самого себя, Максим наконец-то признался себе в том, о чем запретил себе даже думать. Его жизнь началась не на Земле. До прибытия на эту злобную планету он не жил – существовал. Протекала спокойная, размеренная жизнь, изредка волнуемая несущественными успехами, названными друзьями, неискренне-приторными чувствами.
Попав на Саракш, окунувшись в столь мерзостно-застоявшееся болото, кладбище людских душ, он столкнулся с человеком, таким же, как и все остальные, безвольным, но самым живым в жизни Мака. Гай был предан единственной внушенной идее, его разум травили каждый день чертовы излучатели, но жизнь теплилась в нем, вскормленная человечностью, тоскующей потерянной юностью, детской наивностью и гармоничной неяркой красотой, пробивающейся сквозь гримасы зомбированного лица. Он понравился ему куклой, но влюбил в себя человеком.
Как часто это бывает – до этой страшной секунды Максим не понимал до конца, насколько глубоки и искренни стали его чувства за это время. И теперь это было уже не сострадание, не желание спасти и даже не опека – это была любовь, в том ее высшем проявлении, когда не знаешь за что любишь, любишь без причин и умысла – безоглядно и навсегда.
В памяти всплывали обрывки фраз и картинки жизни на Саракше: Гай упорно застегивает Маку верхнюю пуговицу, поучает как вести себя в строю; они спорят до хрипоты дома, а затем шутливая драка и смех; после те страшные месяцы по разные стороны, и потом подарок Господина Случая – истощавшая фигурка Гая прямо перед ним, не дает выехать за очередную границу; жизнь у мутантов, ломки Гая и белая субмарина.
Сколько всего произошло за это время?..
Симпатия вспыхнула уже тогда, в гремящем неповоротливом вагоне, везущим их с Гаем в столицу. Гай тогда заступился за женщину и долго пытался втолковать Маку хоть что-нибудь, натыкаясь на глухую стену языкового барьера. Он активно жестикулировал, и было просто приятно смотреть на этого терпеливого человека, откликнувшегося на простую просьбу общения. Он ведь мог молчать всю дорогу, высадить его у телецентра и забыть навсегда. Но не молчал, довел до предписанной двери, хлопнул тогда по плечу и ушел с надеждой, что это их не последняя встреча. Так он стал хорошим знакомым.
Привязанность оказалась подопечной судьбы, которая свела Максима с Радой и привела прямо в дом Гая. Встреченный с радостной улыбкой и порывистыми объятиями, Максим был счастлив. Язык учился легко и быстро, Гай рассказывал ему все, что бы Мак ни попросил, терпеливо что-то втолковывал и вдохновенно описывал свою службу. Месяцы рядом, в теплом уютном доме, под одной крышей, в соседних кроватях. Днем шумные споры, а ночью душевный нехитрый треп, рассказы о своей жизни. Так у Максима появился приятель.
Дружба крепла под ненавистный глупый гимн легионеров. Рекомендация в Легион, служба под командованием Гая, забавные казусы и косые взгляды в их сторону – капрал и кандидат в стороне во время короткой передышки, голова к голове – «застегни пуговицу!» - «давай поиграем в слова!». Что бы ни случилось, они оба чувствовали плечо друг друга, рядом, близко – стеной за товарища. Так у Каммерера появился друг.
Выродки, страшный допрос, а затем побег. Шесть пуль в сильное тело. Прозрение ничего не изменило. Теперь Максим был далеко от Гая, стал террористом, но, взрывая башни, помнил об одном: вернуться и забрать с собой Гая. Чего бы это ни стоило, куда бы идти ни пришлось. Желание спасти сначала одного человека, а затем и весь этот мир.
Нечто большее, чем просто радость видеть друга, когда с трудом Гай был схвачен, скручен и сидел напротив него в тесной духоте танка. Хотелось кричать и петь, хотелось обнять и никогда не отпускать. Взаимность в уставших глазах лишь подливала масла в огонь. Тяжкая ночь в лесу, когда у Гая случилась первая ломка – они выехали из радиуса облучения. Бедный юноша дрожал, у него раскалывалась голова, и он мерз, словно выброшенный в мороз на колючий снег. Терпеливо и бережно стараясь найти нервный контакт, Максим сидел на холодной траве, положив его голову себе на колени, перебирая темные пряди волос, массируя виски, желая забрать всю боль на себя. И на многие дни жизни у мутантов выздоровление Гая было единственной заботой Максима. Каммереру было стыдно: в конце концов он сделал благо, забрав Гая, но началась эта страшная ломка. Максим чувствовал себя виноватым. Тогда он еще не смел признаться себе, что в его жизни появилась любовь.
Нелепый отлет на старом бомбовозе, эта дурацкая оплошность Мака, когда они попали в зону действия излучателей и у Гая случился этот срыв, он кричал о вечной преданности и желании умереть за него, за Максима. Мысль о том, что теперь он сам стал идолом, на который так слепо молится любимый человек, резала по сердцу больнее ножа. Он был зол, сердит и вымещал свою злость на юноше. Он полез в эту чертову субмарину, даже не подумав, как тяжело будет Гаю ждать его на берегу, не зная, что думать и считая секунды до возвращения. Злость на самого себя губила и любимого ему человека.
Когда в субмарине Мак услышал отчаянный крик Гая, словно что-то переключилось в мозгу. Он до сих пор не мог забыть лицо юноши тогда – перекошенное ужасом, бледное – Гай был на грани обморока. Столько пережить и еще снова терпеть мучения, но только уже от самого Максима. Как он мог так поступить?! В белой субмарине, в ее темном затягивающем чреве, Мак дал волю чувствам и долго прижимал к себе трясущееся тело Гая, успокаивая, шепча обещания и извиняясь за все. Так Гай стал его личным Мировым Светом. Его единственным центром вселенной.
Глупая война. Жуткая война.
Максим, пересилив себя, опустился на колени рядом с телом Гая. Дрожащей рукой коснулся шеи…
- Мак…сим…
Вдребезги разбившееся самообладание, слезы, горькие и счастливые, хлынувшие из глаз. Залпы орудий были больше не слышны. Только слабый голос Гая. Обессилевшего, но, массаракш, живого.
Мак подхватил его, прижал к себе, зарываясь пальцами в темные волосы, целовал запачканные землей и маслом щеки, лоб, глаза.
- Гай, ты жив, слышишь, все хорошо! Все будет хорошо, Гай, ты только живи…
Гай закашлялся и поднял на Максима усталые и грустные глаза. Он улыбался горькой, но открытой улыбкой.
- Ты… прости. Ненавижу себя… за то… что творю… - Гай закусил губу и уткнулся в грудь Мака, - в этом… состоянии…
- Тише, тише, не смей так говорить. Ты не виноват. Теперь все кончилось, мы выберемся отсюда…
Мак осторожно приподнял юношу, убедился, что серьезных ран нет и отнес его обратно в старый танк.
- Я заберу остальных, и поедем отсюда, - Максим нежно коснулся губами дрожащих губ Гая, оставляя на них трепетный поцелуй.
Ночь со своей прохладой оказалась спасителем. Зеф храпел в углу, измученный дневной пыткой, Фанк так и не пришел в себя, а Крючок… Максим, скрепя сердце, вынужден был оставить его в той чертовой впадине.
Гаю стало значительно лучше, он лежал на полу, обняв себя руками, и задумчиво смотрел на ржавую поверхность старого железа над головой.
Танк, издавая жалобные звуки, катился по заданному пути. Никакого четкого плана у Максима не было – надо бы возвращаться в столицу, но он не мог тащить за собой Гая – он не позволит ему больше терпеть это чертово излучение.
Спустившись из башни, Мак улегся рядом с Гаем, обняв того за плечи.
- Тебе лучше?
- Угу.
- Ты прости, мне не надо было оставлять тебя в таком состоянии.
Гай улыбнулся и нерешительно поцеловал его в уголок губ.
- Все нормально. Это я должен просить прощения. Это я все время только обуза для тебя, ты только и делаешь, что спасаешь меня…
- Дурак. Какой же ты дурак, Гай. Мальчишка, - шепнул Мак, целуя его снова и снова, стирая все границы в их отношениях, - без тебя… нет, это ты спасаешь меня. Каждую секунду, пока мы живы.
Гай гладил светлые кудри Максима, постепенно забываясь сном, успокоенный объятиями, наконец-то согревшись, и впервые понял: «все будет хорошо». Вера в будущее витала в воздухе, и вряд ли что-то могло вытравить ее, выгнать с этой планеты. Вдвоем они создадут новый мир, потому что этот уже не вмещает своей душной теснотой проверенные войной и временем чувства.
@темы: Слэш/Yaoi, мое, фанфики, Обитаемый Остров
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (13)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
23:08
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 14 января 2009
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Кто не знает:
Сегодня в 00.30 по СТС "Обитаемый Остров: фильм о фильме".
@темы: фандомное, Обитаемый Остров
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (5)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
20:31
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Арть зашел в крупный магазин канцтоваров и каваился там часа три.
Во-первых, хотел пустить последние деньги на малахитовый ежедневник, но понял, тчо не готов отдать 1500 за книжечку.
Во-вторых, обнаружил тетради с любимыми работами с ДА. Прелестно, что их стали делать...
В третьих, вы видели это чудо?.. Японские воланчики-ручки. Бооже, какая у меня теперь есть маленькая прелесть) Даже две)
Красивые ручки/карандаши/ластики, что может быть милее графоману?)
Во-первых, хотел пустить последние деньги на малахитовый ежедневник, но понял, тчо не готов отдать 1500 за книжечку.
Во-вторых, обнаружил тетради с любимыми работами с ДА. Прелестно, что их стали делать...
В третьих, вы видели это чудо?.. Японские воланчики-ручки. Бооже, какая у меня теперь есть маленькая прелесть) Даже две)
Красивые ручки/карандаши/ластики, что может быть милее графоману?)
@настроение: качество фоток, конечно, отстойное, это моб.
@темы: жизненное, наблюдения
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (15)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
вторник, 13 января 2009
16:19
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
15:50
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 12 января 2009
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Я не удержался, потихоньку буду таскать сюда любимое (для памятки и фанфиков^_^). Обитаемый Остров пестрит подобными абзацами, как моя наивная детская душа не обратила внимания на это раньше?..
Вот, собсно, каноничный слэш, други мои. =)
читатьОни вдыхали какой-то наркотик - обычай, несомненно, вреднейший, и тогда, в поезде
Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был по-видимому тоже
категорически против этого обычая.
...
Посередине строя, на правом фланге кандидатов башней возвышался кандидат Мак Сим,
очень ладный парень, любимец, как это ни прискорбно для командира иметь
любимцев, но... гм...
...
Гай подошел к Максиму и застегнул ему верхнюю пуговицу. Затем встал
на цыпочки и поправил берет. Кажется, все... Опять он в строю растянул рот
до ушей... Ну, ладно. Отвыкнет. Кандидат все-таки, самый младший в
секции...
...
Гай неторопливо пошел следом, ощущая
приятную опустошенность. Максим ждал его поодаль, заранее улыбаясь.
- Давай поиграем в слова, - предложил он.
Гай мысленно застонал. Одернуть бы его, одернуть! Что может быть
более противоестественно, нежели кандидат, шпендрик, за полчаса до начала
операции пристающий с фамильярностями к капралу!
- Сейчас не время, - по возможности сухо сказал он.
- Ты волнуешься? - спросил Максим сочувственно.
Гай остановился и поднял глаза к небу. Ну что делать, что делать?
Оказывается, совершенно невозможно цыкать такого вот добродушного наивного
гиганта, да еще спасителя твоей сестры, да еще - чего греха таить -
человека, во всех отношениях, кроме строевого, гораздо выше тебя самого...
Гай огляделся и сказал просительно:
- Послушай, Мак, ты ставишь меня в неловкое положение. Когда мы в
казарме, я твой капрал, начальник, я приказываю - ты подчиняешься. Я тебе
сто раз говорил...
- Но я же готов подчиняться, приказывай! - возразил Максим. - Я знаю
что такое дисциплина. Приказывай.
- Я уже приказал. Займись подгонкой снаряжения.
- Нет, извини меня, Гай, ты приказал не так. Ты приказал отдыхать и
подгонять снаряжение, ты забыл? Снаряжение я подогнал, теперь отдыхаю.
Давай поиграем, я придумал хорошее слово...
- Мак, пойми: подчиненный имеет право обращаться к начальнику,
во-первых, только по установленной форме, а во-вторых, исключительно по
службе.
- Да, я помню. Параграф девять... Но ведь это во время службы. А
сейчас мы с тобой отдыхаем...
- Откуда ты взял, что я отдыхаю? - спросил Гай. Они стояли за макетом
забора с колючей проволокой, и здесь их, слава богу, никто не видел: никто
не видит, как эта башня привалилась плечом к забору и все время порывается
взять своего капрала за пуговицу. - Я отдыхаю только дома, но даже дома я
никакому подчиненному не позволил бы... Послушай, отпусти мою пуговицу и
застегни свою...
Максим застегнулся и сказал:
- На службе одно, дома другое. Зачем?
- Давай не будем об этом говорить. Мне надоело повторять тебе одно и
то же... Кстати, когда ты перестанешь улыбаться в строю?
- В уставе об этом не сказано, - немедленно ответил Максим. - А что
касается повторять одно и то же, то вот что. Ты не обижайся, Гай, я знаю:
ты не говорец... не речевик...
- Кто?
- Ты не человек, который умеет красиво говорить.
- Оратор?
- Оратор... Да, не оратор. Но все равно. Ты сегодня обратился к нам с
речью. Слова правильные, хорошие. Но когда ты дома говорил мне о задачах
Гвардии и о положении страны, это было очень интересно. Это было очень
по-твоему. А здесь ты в седьмой раз говоришь одно и то же, и все не
по-твоему. Очень верно. Очень одинаково. Очень скучно. А? Не обиделся?
Гай не обиделся. То-есть некая холодная иголочка кольнула его
самолюбие - до сих пор ему казалось, что он говорит так же убедительно и
гладко, как капрал Серембеш или даже господин ротмистр Тоот. Однако, если
подумать, капрал Серембеш и господин ротмистр тоже повторяли все одно и то
же в течение трех лет. И в этом нет ничего удивительного и тем более
зазорного - ведь за эти три года никаких существенных изменений во
внутреннем и во внешнем положении не произошло...
- А где это сказано в уставе, - спросил Гай, усмехаясь, - чтобы
подчиненный делал замечания своему начальнику?
- Там сказано противоположное, - со вздохом признался Максим. - По
моему, это неверно. Ты ведь слушаешь мои советы, когда решаешь задачи по
баллистике, и ты слушаешь мои замечания, когда ошибаешься в вычислениях.
- Это дома! - проникновенно сказал Гай. - Дома все можно.
- А если на стрельбах ты неправильно даешь нам прицел? Плохо учел
поправку на ветер. А?
- Ни в коем случае, - твердо сказал Гай.
- Стрелять неправильно? - изумился Максим.
- Стрелять, как приказано, - строго сказал Гай. - За эти десять
минут, Мак, ты наговорил суток на пятьдесят карцера. Понимаешь?
- Нет, не понимаю... А если в бою?
- Что - в бою?
- Ты даешь неправильный прицел. А?
- Гм... - сказал Гай, который еще никогда в бою не командовал. Он
вдруг вспомнил, как капрал Бахту во время разведки боем запутался в карте,
загнал секцию под кинжальный огонь соседней роты, сам там остался и
пол-секции уложил, а ведь мы знали, что он запутался, но никто не подумал
его поправить.
...
- Ты почему молчишь? - спросил Максим. - Ты обо мне думаешь?
Гай отвел глаза.
- Ты вот что... - сказал он. - Я тебя только об одном прошу: в
интересах дисциплины никогда не показывай виду, что ты больше меня знаешь.
Смотри, как ведут себя другие, и веди себя точно так же.
- Я стараюсь, - грустно сказал Максим. Он подумал немного и добавил:
- Трудно привыкнуть. У нас все это не так.
- А как твоя рана? - спросил Гай, чтобы сменить тему.
- Мои раны заживают быстро, - рассеянно сказал Максим. - Слушай, Гай,
давай после операции поедем прямо домой. Ну, что ты так смотришь?Я очень
соскучился по Раде. А ты нет?Ребят мы завезем в казарму, а потом на
грузовике поедем домой. Шофера отпустим...
Гай набрал в грудь побольше воздуху, но тут серебристый ящик
громкоговорителя на столбе почти над их головами зарычал, и голос
дежурного по бригаде скомандовал:
- Шестая рота, выходи строиться на плац! Внимание, шестая рота...
И Гай только рявкнул:
- Кандидат Сим! Прекратить разговоры, марш на построение! - Максим
рванулся, но Гай поймал его за ствол автомата. - Я тебя очень прошу, -
сказал он. - Как все! Держись, как все! Сегодня сам ротмистр будет за
тобой наблюдать...
...
У грузовика были отвратительные амортизаторы, и это очень
чувствовалось на отвратительной булыжной мостовой. Кандидат Мак Сим, зажав
автомат между коленями, заботливо придерживал Гая за поясной ремень,
рассудив, что капралу, который так заботится об авторитете, не к лицу
реять над скамейками, подобно какому-нибудь кандидату Зойзе. Гай не
возражал, а может быть он и не замечал предупредительности своего
подчиненного. После разговора с ротмистром Гай был чем-то сильно озабочен,
и Максим радовался, что по расписанию им придется быть рядом, и он сможет
помочь, если понадобится.
Вот, собсно, каноничный слэш, други мои. =)
читатьОни вдыхали какой-то наркотик - обычай, несомненно, вреднейший, и тогда, в поезде
Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был по-видимому тоже
категорически против этого обычая.
...
Посередине строя, на правом фланге кандидатов башней возвышался кандидат Мак Сим,
очень ладный парень, любимец, как это ни прискорбно для командира иметь
любимцев, но... гм...
...
Гай подошел к Максиму и застегнул ему верхнюю пуговицу. Затем встал
на цыпочки и поправил берет. Кажется, все... Опять он в строю растянул рот
до ушей... Ну, ладно. Отвыкнет. Кандидат все-таки, самый младший в
секции...
...
Гай неторопливо пошел следом, ощущая
приятную опустошенность. Максим ждал его поодаль, заранее улыбаясь.
- Давай поиграем в слова, - предложил он.
Гай мысленно застонал. Одернуть бы его, одернуть! Что может быть
более противоестественно, нежели кандидат, шпендрик, за полчаса до начала
операции пристающий с фамильярностями к капралу!
- Сейчас не время, - по возможности сухо сказал он.
- Ты волнуешься? - спросил Максим сочувственно.
Гай остановился и поднял глаза к небу. Ну что делать, что делать?
Оказывается, совершенно невозможно цыкать такого вот добродушного наивного
гиганта, да еще спасителя твоей сестры, да еще - чего греха таить -
человека, во всех отношениях, кроме строевого, гораздо выше тебя самого...
Гай огляделся и сказал просительно:
- Послушай, Мак, ты ставишь меня в неловкое положение. Когда мы в
казарме, я твой капрал, начальник, я приказываю - ты подчиняешься. Я тебе
сто раз говорил...
- Но я же готов подчиняться, приказывай! - возразил Максим. - Я знаю
что такое дисциплина. Приказывай.
- Я уже приказал. Займись подгонкой снаряжения.
- Нет, извини меня, Гай, ты приказал не так. Ты приказал отдыхать и
подгонять снаряжение, ты забыл? Снаряжение я подогнал, теперь отдыхаю.
Давай поиграем, я придумал хорошее слово...
- Мак, пойми: подчиненный имеет право обращаться к начальнику,
во-первых, только по установленной форме, а во-вторых, исключительно по
службе.
- Да, я помню. Параграф девять... Но ведь это во время службы. А
сейчас мы с тобой отдыхаем...
- Откуда ты взял, что я отдыхаю? - спросил Гай. Они стояли за макетом
забора с колючей проволокой, и здесь их, слава богу, никто не видел: никто
не видит, как эта башня привалилась плечом к забору и все время порывается
взять своего капрала за пуговицу. - Я отдыхаю только дома, но даже дома я
никакому подчиненному не позволил бы... Послушай, отпусти мою пуговицу и
застегни свою...
Максим застегнулся и сказал:
- На службе одно, дома другое. Зачем?
- Давай не будем об этом говорить. Мне надоело повторять тебе одно и
то же... Кстати, когда ты перестанешь улыбаться в строю?
- В уставе об этом не сказано, - немедленно ответил Максим. - А что
касается повторять одно и то же, то вот что. Ты не обижайся, Гай, я знаю:
ты не говорец... не речевик...
- Кто?
- Ты не человек, который умеет красиво говорить.
- Оратор?
- Оратор... Да, не оратор. Но все равно. Ты сегодня обратился к нам с
речью. Слова правильные, хорошие. Но когда ты дома говорил мне о задачах
Гвардии и о положении страны, это было очень интересно. Это было очень
по-твоему. А здесь ты в седьмой раз говоришь одно и то же, и все не
по-твоему. Очень верно. Очень одинаково. Очень скучно. А? Не обиделся?
Гай не обиделся. То-есть некая холодная иголочка кольнула его
самолюбие - до сих пор ему казалось, что он говорит так же убедительно и
гладко, как капрал Серембеш или даже господин ротмистр Тоот. Однако, если
подумать, капрал Серембеш и господин ротмистр тоже повторяли все одно и то
же в течение трех лет. И в этом нет ничего удивительного и тем более
зазорного - ведь за эти три года никаких существенных изменений во
внутреннем и во внешнем положении не произошло...
- А где это сказано в уставе, - спросил Гай, усмехаясь, - чтобы
подчиненный делал замечания своему начальнику?
- Там сказано противоположное, - со вздохом признался Максим. - По
моему, это неверно. Ты ведь слушаешь мои советы, когда решаешь задачи по
баллистике, и ты слушаешь мои замечания, когда ошибаешься в вычислениях.
- Это дома! - проникновенно сказал Гай. - Дома все можно.
- А если на стрельбах ты неправильно даешь нам прицел? Плохо учел
поправку на ветер. А?
- Ни в коем случае, - твердо сказал Гай.
- Стрелять неправильно? - изумился Максим.
- Стрелять, как приказано, - строго сказал Гай. - За эти десять
минут, Мак, ты наговорил суток на пятьдесят карцера. Понимаешь?
- Нет, не понимаю... А если в бою?
- Что - в бою?
- Ты даешь неправильный прицел. А?
- Гм... - сказал Гай, который еще никогда в бою не командовал. Он
вдруг вспомнил, как капрал Бахту во время разведки боем запутался в карте,
загнал секцию под кинжальный огонь соседней роты, сам там остался и
пол-секции уложил, а ведь мы знали, что он запутался, но никто не подумал
его поправить.
...
- Ты почему молчишь? - спросил Максим. - Ты обо мне думаешь?
Гай отвел глаза.
- Ты вот что... - сказал он. - Я тебя только об одном прошу: в
интересах дисциплины никогда не показывай виду, что ты больше меня знаешь.
Смотри, как ведут себя другие, и веди себя точно так же.
- Я стараюсь, - грустно сказал Максим. Он подумал немного и добавил:
- Трудно привыкнуть. У нас все это не так.
- А как твоя рана? - спросил Гай, чтобы сменить тему.
- Мои раны заживают быстро, - рассеянно сказал Максим. - Слушай, Гай,
давай после операции поедем прямо домой. Ну, что ты так смотришь?
соскучился по Раде. А ты нет?
грузовике поедем домой. Шофера отпустим...
Гай набрал в грудь побольше воздуху, но тут серебристый ящик
громкоговорителя на столбе почти над их головами зарычал, и голос
дежурного по бригаде скомандовал:
- Шестая рота, выходи строиться на плац! Внимание, шестая рота...
И Гай только рявкнул:
- Кандидат Сим! Прекратить разговоры, марш на построение! - Максим
рванулся, но Гай поймал его за ствол автомата. - Я тебя очень прошу, -
сказал он. - Как все! Держись, как все! Сегодня сам ротмистр будет за
тобой наблюдать...
...
У грузовика были отвратительные амортизаторы, и это очень
чувствовалось на отвратительной булыжной мостовой. Кандидат Мак Сим, зажав
автомат между коленями, заботливо придерживал Гая за поясной ремень,
рассудив, что капралу, который так заботится об авторитете, не к лицу
реять над скамейками, подобно какому-нибудь кандидату Зойзе. Гай не
возражал, а может быть он и не замечал предупредительности своего
подчиненного. После разговора с ротмистром Гай был чем-то сильно озабочен,
и Максим радовался, что по расписанию им придется быть рядом, и он сможет
помочь, если понадобится.
@настроение: (^_^)___)
@темы: Слэш/Yaoi, Обитаемый Остров
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (5)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
воскресенье, 11 января 2009
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Автор, спасибо вам!
09.01.2009 в 21:18
Пишет Тами Морок:фик по Обитаемому Острову, однако)
Автор: Тами Морок
Фэндом: "Обитаемый остров"
Пейринг: Максим Каммерер/Гай Гаал
Рейтинг: не дрогнув рукой ставлю PG13, хотя до него он толком и не дотягивает...
Дисклеймер: все принадлежит братьям Стругацким, и мне очень стыдно использовать героев в своих интересах, но иначе я не могу
Предупреждения: описываемые события относятся к времени после пребывания Гая и Максима у мутантов на Юге, то есть сааавсем после окончания первого фильма.
***
читать Произошедшее внутри белой субмарины еще не ушло окончательно из сознания Гая. Его потряхивало, когда он вспоминал тишину, в которой, как ему казалось, погиб Мак, и снова и снова его тянуло убедиться, что этого не произошло. Он то и дело оглядывался на Максима, разделывающего рыбину, которую тот недавно выловил голыми руками, массаракш, вот бы и мне так уметь, но ведь это Мак Сим, такие вещи только у него получаются легко и непринужденно. Вот и сейчас смотрит временами, поглядывает на обсыхающего Гая своими темными глазами, иногда случится – и улыбнется, но так редко, редко... Массаракш, чтоб ротмистру не жилось спокойно никогда в этой жизни.
- Вот. Держи. Ешь, Гай, это вкусно.
Гай, который в этот момент пытался вспомнить, что он такого нес в вертолете, что Максим был им не доволен и даже сердит, вздрогнул и посмотрел в сияющие глаза друга, протягивающего ему свернутый ломоть рыбы с какой-то травой внутри.
- Это точно съедобно? – с сомнением произнес бывший гвардеец, разглядывая белесое мясо.
- Ага. Особенно если перед этим принять пару таблеток от радиации.
Покопавшись в вещах, Гай вытащил неповрежденный баллончик с витаминами, полученными от принца-герцога в деревне мутантов, и проглотил пару. Еще две штуки, поморщившись, съел Мак и принялся уплетать рыбу. Гай с сомнением последовал его примеру. Еда оказалась вкусной.
Вымыв руки и натянув уже просохшие штаны и майки, они устроились в тени дюны, дожидаясь пока куртки и ботинки станут более пригодны к носке.
Гай скосил взгляд на Мака, разглядывая его задумчивый профиль, и вздохнул. Мысленно плюнул: это у него получилось почти как у Рады. А он гвардеец – хоть и бывший.
- Чего вздыхаешь? – лениво оглянулся на него Максим.
- Расскажи, Мак... Что я такого говорил в вертолете, тогда, перед аварией?
- Зачем тебе это знать? И совсем не стоит, массаракш, мне этого рассказывать.
Гай очень удивился, что Мак так заботится о его чувствах настолько, что не хочет и слова вымолвить о позорящем его, Гая Гаала, инциденте, и попытался уверить друга в том, что знать это ему просто необходимо. Ведь нужно знать, что может случиться, если эта ситуация повторится... Максим щурился на небесный свет, хмурился и молчал настолько выразительно, что Гай ну никак не мог прекратить своих расспросов, теперь они были ему жизненно необходимы.
- Вот пристал... - проворчал Максим, смотря на упрямого приятеля, а тот только выжидающе придвинулся ближе.
- Мак, я должен знать, что будет. Что случится со мной, ведь я себе не отдаю отчета, я не понимаю и не помню, что со мной творится в те 15-30 минут, когда идет лучевой удар... – Гай говорил, вдохновлено, пытаясь убедить Максима.
В конце концов, тот плюнул, раздосадовано, сел удобнее и начал рассказывать. Весь рассказ был коротким, но весьма эмоциональным. Гай молчал, осознавая услышанное и понимая, почему Максиму так все это не понравилось. Когда тот, кого ты считаешь лучшим другом, едва ли не на коленях (да и то только потому, что привязан к креслу ремнями безопасности) признается и клянется тебе в верности до гробовой доски, рвясь в бой, хватает за руки и целует в религиозном экстазе, массаракш и массаракш, и тридцать три раза массаракш...
Шлепая голыми ступнями по сухому песку, Гай отошел от места их импровизированной стоянки к воде. Было нелегко поверить, но и не верить причин не было. Максим не врал, он не врал никогда, и про башни-излучатели, и про выродков – во все это Гай поверил, переломив себя, но поверил же! А теперь... Удар вспоминался как что-то сладостное, безвольное, как защита от прежнего гвардейского прошлого. А запустившим этот механизм защиты был никто иной, как Максим. И что делать теперь? Когда дороги назад нет, когда впереди не просто неизвестность, а пустота... Что остается только идти на этот свет, который разум переворачивает, и Гай уже не узнает себя, становясь мальчишкой, щенком, способным только на то, чтобы следовать за сильным и таким любимым... дикарем? мутантом? выродком?
Гай упал на колени, сжимая кулаки сильно-сильно, так что вены налились и выступили из-под кожи.
- Холодно... – пробормотали его обветренные губы. – Массаракш, как же холодно.
Максим уже был рядом, сжимая твердыми ладонями стриженые виски Гая, прижимая к себе его голову.
"Расслабился, - ругал он себя. – Забыл, что в первые минуты происходит, если не занять его чем-то, забыл! Гай, Гай, прости, сейчас все пройдет, это недолго, прости..."
По тому, как расслабилось тело Гая и как начала медленно и ровно вздыматься его грудь, Максим понял, что приступ "ломки" ему удалось снять, а друг его теперь спит. Перенеся его к вещам, Мак уложил Гая на песок настолько удобно, насколько смог, сунул ему под голову свернутый мешок, а сам сел рядом и автомат тоже рядом положил, так, на всякий случай, мало ли кто полезет с пустыни ли, ...с субмарины ли. В чертовщину подобную Максим не очень верил, но... мало ли что может случиться на этом безлюдном берегу. Да и Гай говорит, что не мог до него докричаться...
Максим посмотрел на Гая. Тот спал, и выражение лица у него было по-детски обиженным, темные брови хмурились. Потрепав его по смешному ежику волос осторожно, чтобы не разбудить, Мак провел кончиком пальца по переносице, разглаживая недовольные морщинки. Лицо Гая расслабилось, и Мак Сим улыбнулся, как нашкодивший школьник.
"Эх, Гай, если бы ты только знал... чего стоило мне отказаться от того, что ты предлагал. Но я хочу, чтобы ты сам пришел ко мне, а не под влиянием излучения, пришел таким, каким бы ты был на Земле, без какого-либо влияния на твой мозг, на твою душу..."
А внутренний голос тихо спросил: "А как же Рада?.."
И Максим мысленно же пожал плечами.
"А что Рада... Раде повезло родиться сестрой Гая. И не могу я ее теперь воспринимать иначе... Забрать бы их на Землю, обоих, спасти хотя бы двоих, если весь мир – не получится".
Тут Гай завозился, отвлекая Максима от мыслей о Земле, просыпаясь, все еще бледный, с кругами, залегшими под глазами. Сумрачно посмотрев вокруг – а вдруг казармы, и ничего не было – он перевел взгляд на Мака и улыбнулся, благодаря.
- Знаешь, мне такой сон приснился. Странный. Будто я в черноте, в пустоте стою в полной боевой выкладке, держу автомат, как будто нужно не упустить цель движущуюся, а слева, за спиной, кто-то стоит и держит руку у меня на плече, направляя удар. А впереди вместо цели – яркие фонари, те самые о которых Колдун говорил, фонари во тьме. И я стреляю-стреляю, а звука нет, вспышек нет, вообще ничего нет... А потом меня за плечо к себе разворачивают, и я вижу тебя, Мак, вот как тебя тогда Зеф на базу привел. Ты забираешь автомат, снимаешь с меня шлем и зачем-то закрываешь мне ладонями уши. И мы проваливаемся в какую-то пустоту и свет. Что это, Мак? Что это значит?
Максим вздохнул. Он быстро начертил на песке простую модель галактики и указал на нее Гаю.
- Насчет мистики ничего тебе не скажу. А фонари твои... Это звезды, их бесконечное множество. Каждая из них – возможно, мир. Такой, в котором живешь ты, в котором жил и живу сейчас я. Я тебе пытался это рассказывать, помнишь?
- Помню, - сказал Гай. В это тоже хотелось верить, хотелось зацепиться хоть за что-то в картине окружающего мира, которая рассыпалась, но еще не собралась вновь.
- Мы здесь, на поверхности. А звезды – они над нами.
- Почему же их никто не видел никогда?
- Почему, видели... Когда небо особенно чистое. Здесь же везде излучение, атмосфера черт знает из чего состоит, рефракция страшная. Но иногда, я читал, видно даже ваше солнце...
Гай посмотрел на небо. Свет все также был рассеян, источника его видно не было.
- Я хочу это увидеть по-настоящему. И звезды, и солнце. Такими, какие они есть на самом деле.
Максим придвинулся ближе и обнял Гая за плечи:
- Увидишь, я тебе обещаю.
09/01/2009
URL записиДруг
Автор: Тами Морок
Фэндом: "Обитаемый остров"
Пейринг: Максим Каммерер/Гай Гаал
Рейтинг: не дрогнув рукой ставлю PG13, хотя до него он толком и не дотягивает...
Дисклеймер: все принадлежит братьям Стругацким, и мне очень стыдно использовать героев в своих интересах, но иначе я не могу
Предупреждения: описываемые события относятся к времени после пребывания Гая и Максима у мутантов на Юге, то есть сааавсем после окончания первого фильма.
***
Все в себе, ни слова никому,
Как взрывы в теле рвутся капилляры,
Сил нет, займу
У смерти чтоб хватило нам на пару...
(с) Торба-на-круче
Как взрывы в теле рвутся капилляры,
Сил нет, займу
У смерти чтоб хватило нам на пару...
(с) Торба-на-круче
читать Произошедшее внутри белой субмарины еще не ушло окончательно из сознания Гая. Его потряхивало, когда он вспоминал тишину, в которой, как ему казалось, погиб Мак, и снова и снова его тянуло убедиться, что этого не произошло. Он то и дело оглядывался на Максима, разделывающего рыбину, которую тот недавно выловил голыми руками, массаракш, вот бы и мне так уметь, но ведь это Мак Сим, такие вещи только у него получаются легко и непринужденно. Вот и сейчас смотрит временами, поглядывает на обсыхающего Гая своими темными глазами, иногда случится – и улыбнется, но так редко, редко... Массаракш, чтоб ротмистру не жилось спокойно никогда в этой жизни.
- Вот. Держи. Ешь, Гай, это вкусно.
Гай, который в этот момент пытался вспомнить, что он такого нес в вертолете, что Максим был им не доволен и даже сердит, вздрогнул и посмотрел в сияющие глаза друга, протягивающего ему свернутый ломоть рыбы с какой-то травой внутри.
- Это точно съедобно? – с сомнением произнес бывший гвардеец, разглядывая белесое мясо.
- Ага. Особенно если перед этим принять пару таблеток от радиации.
Покопавшись в вещах, Гай вытащил неповрежденный баллончик с витаминами, полученными от принца-герцога в деревне мутантов, и проглотил пару. Еще две штуки, поморщившись, съел Мак и принялся уплетать рыбу. Гай с сомнением последовал его примеру. Еда оказалась вкусной.
Вымыв руки и натянув уже просохшие штаны и майки, они устроились в тени дюны, дожидаясь пока куртки и ботинки станут более пригодны к носке.
Гай скосил взгляд на Мака, разглядывая его задумчивый профиль, и вздохнул. Мысленно плюнул: это у него получилось почти как у Рады. А он гвардеец – хоть и бывший.
- Чего вздыхаешь? – лениво оглянулся на него Максим.
- Расскажи, Мак... Что я такого говорил в вертолете, тогда, перед аварией?
- Зачем тебе это знать? И совсем не стоит, массаракш, мне этого рассказывать.
Гай очень удивился, что Мак так заботится о его чувствах настолько, что не хочет и слова вымолвить о позорящем его, Гая Гаала, инциденте, и попытался уверить друга в том, что знать это ему просто необходимо. Ведь нужно знать, что может случиться, если эта ситуация повторится... Максим щурился на небесный свет, хмурился и молчал настолько выразительно, что Гай ну никак не мог прекратить своих расспросов, теперь они были ему жизненно необходимы.
- Вот пристал... - проворчал Максим, смотря на упрямого приятеля, а тот только выжидающе придвинулся ближе.
- Мак, я должен знать, что будет. Что случится со мной, ведь я себе не отдаю отчета, я не понимаю и не помню, что со мной творится в те 15-30 минут, когда идет лучевой удар... – Гай говорил, вдохновлено, пытаясь убедить Максима.
В конце концов, тот плюнул, раздосадовано, сел удобнее и начал рассказывать. Весь рассказ был коротким, но весьма эмоциональным. Гай молчал, осознавая услышанное и понимая, почему Максиму так все это не понравилось. Когда тот, кого ты считаешь лучшим другом, едва ли не на коленях (да и то только потому, что привязан к креслу ремнями безопасности) признается и клянется тебе в верности до гробовой доски, рвясь в бой, хватает за руки и целует в религиозном экстазе, массаракш и массаракш, и тридцать три раза массаракш...
Шлепая голыми ступнями по сухому песку, Гай отошел от места их импровизированной стоянки к воде. Было нелегко поверить, но и не верить причин не было. Максим не врал, он не врал никогда, и про башни-излучатели, и про выродков – во все это Гай поверил, переломив себя, но поверил же! А теперь... Удар вспоминался как что-то сладостное, безвольное, как защита от прежнего гвардейского прошлого. А запустившим этот механизм защиты был никто иной, как Максим. И что делать теперь? Когда дороги назад нет, когда впереди не просто неизвестность, а пустота... Что остается только идти на этот свет, который разум переворачивает, и Гай уже не узнает себя, становясь мальчишкой, щенком, способным только на то, чтобы следовать за сильным и таким любимым... дикарем? мутантом? выродком?
Гай упал на колени, сжимая кулаки сильно-сильно, так что вены налились и выступили из-под кожи.
- Холодно... – пробормотали его обветренные губы. – Массаракш, как же холодно.
Максим уже был рядом, сжимая твердыми ладонями стриженые виски Гая, прижимая к себе его голову.
"Расслабился, - ругал он себя. – Забыл, что в первые минуты происходит, если не занять его чем-то, забыл! Гай, Гай, прости, сейчас все пройдет, это недолго, прости..."
По тому, как расслабилось тело Гая и как начала медленно и ровно вздыматься его грудь, Максим понял, что приступ "ломки" ему удалось снять, а друг его теперь спит. Перенеся его к вещам, Мак уложил Гая на песок настолько удобно, насколько смог, сунул ему под голову свернутый мешок, а сам сел рядом и автомат тоже рядом положил, так, на всякий случай, мало ли кто полезет с пустыни ли, ...с субмарины ли. В чертовщину подобную Максим не очень верил, но... мало ли что может случиться на этом безлюдном берегу. Да и Гай говорит, что не мог до него докричаться...
Максим посмотрел на Гая. Тот спал, и выражение лица у него было по-детски обиженным, темные брови хмурились. Потрепав его по смешному ежику волос осторожно, чтобы не разбудить, Мак провел кончиком пальца по переносице, разглаживая недовольные морщинки. Лицо Гая расслабилось, и Мак Сим улыбнулся, как нашкодивший школьник.
"Эх, Гай, если бы ты только знал... чего стоило мне отказаться от того, что ты предлагал. Но я хочу, чтобы ты сам пришел ко мне, а не под влиянием излучения, пришел таким, каким бы ты был на Земле, без какого-либо влияния на твой мозг, на твою душу..."
А внутренний голос тихо спросил: "А как же Рада?.."
И Максим мысленно же пожал плечами.
"А что Рада... Раде повезло родиться сестрой Гая. И не могу я ее теперь воспринимать иначе... Забрать бы их на Землю, обоих, спасти хотя бы двоих, если весь мир – не получится".
Тут Гай завозился, отвлекая Максима от мыслей о Земле, просыпаясь, все еще бледный, с кругами, залегшими под глазами. Сумрачно посмотрев вокруг – а вдруг казармы, и ничего не было – он перевел взгляд на Мака и улыбнулся, благодаря.
- Знаешь, мне такой сон приснился. Странный. Будто я в черноте, в пустоте стою в полной боевой выкладке, держу автомат, как будто нужно не упустить цель движущуюся, а слева, за спиной, кто-то стоит и держит руку у меня на плече, направляя удар. А впереди вместо цели – яркие фонари, те самые о которых Колдун говорил, фонари во тьме. И я стреляю-стреляю, а звука нет, вспышек нет, вообще ничего нет... А потом меня за плечо к себе разворачивают, и я вижу тебя, Мак, вот как тебя тогда Зеф на базу привел. Ты забираешь автомат, снимаешь с меня шлем и зачем-то закрываешь мне ладонями уши. И мы проваливаемся в какую-то пустоту и свет. Что это, Мак? Что это значит?
Максим вздохнул. Он быстро начертил на песке простую модель галактики и указал на нее Гаю.
- Насчет мистики ничего тебе не скажу. А фонари твои... Это звезды, их бесконечное множество. Каждая из них – возможно, мир. Такой, в котором живешь ты, в котором жил и живу сейчас я. Я тебе пытался это рассказывать, помнишь?
- Помню, - сказал Гай. В это тоже хотелось верить, хотелось зацепиться хоть за что-то в картине окружающего мира, которая рассыпалась, но еще не собралась вновь.
- Мы здесь, на поверхности. А звезды – они над нами.
- Почему же их никто не видел никогда?
- Почему, видели... Когда небо особенно чистое. Здесь же везде излучение, атмосфера черт знает из чего состоит, рефракция страшная. Но иногда, я читал, видно даже ваше солнце...
Гай посмотрел на небо. Свет все также был рассеян, источника его видно не было.
- Я хочу это увидеть по-настоящему. И звезды, и солнце. Такими, какие они есть на самом деле.
Максим придвинулся ближе и обнял Гая за плечи:
- Увидишь, я тебе обещаю.
09/01/2009
@настроение: Никуш, вдохновляется?)
@темы: Слэш/Yaoi, фандомное, Обитаемый Остров
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (2)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
06.01.2009 в 02:16
Пишет Ник:Я не выдержала.
Название: Лимонная карамель (не спрашивайте почему, а =))
Фандом: Обитаемый Остров
Автор: Ник
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Максим/Гай
Дисклаймер: *шмыгает носом*
Предупреждение: я уже них не помню диалоги, в голове только картинки... по ним и воссоздаю то, что хотела =)).
A/n: слышать ничего не хочу, тут слэш в каноне черным по белому прописан =))
. . .
читать дальше- Понятливый, - усмехается.
Ты с улыбкой следишь за его быстрыми нервными пальцами, то и дело сжимающимися в кулаки от невысказанных слов, невыплеснутого напряжения, невыбитой боли.
Ты даже не представляешь. Ты - даже - не представляешь, насколько понятливый...
Смотришь в окно, вдыхая странный воздух этого мира. Воздух затхлый, наполненный тревогой, затаенным страхом…
И едва заметным запахом гари и лимонной карамели.
От него.
. . .
И тебе кажется, что все будет хорошо.
Ты веришь. Ты привык, ты – по-другому – попросту не можешь.
Ведь так задорно, впервые, наверное, за долгое время, смеется Рада, сверкая глазами. И Гай смущенно, осторожно улыбается смеху сестры, словно пробуя улыбку на вкус.
И такой мальчишеский азарт в его взгляде, что ты аж жмуришься от удовольствия, опуская штангу; выдыхаешь – и не сводишь с Гая глаз.
Он невольно прикусывает губы, машинально стискивая пальцами косяк.
. . .
А потом все не так.
Не так. Неправильно.
- Я свободен, - выдыхаешь, глядя в перекошенное лицо ротмистра. И я пришел за Гаем.
И за секунду до выстрела, до отчаянного крика Гая «Не надо!», звенящего у тебя в ушах, ты читаешь в его глазах: «Мальчишка…»
И знаешь, что он видит это же в твоем взгляде.
Мальчишка.
Глупый мальчишка, не желающий слушать.
. . .
Сжимаешь пальцы под столом в кулак.
Ты так мало, так невозможно, преступно мало видел радость на лице Гая.
И за несколько секунд… тех жалких секунд, что улыбался он, увидев тебя…
Плата – злой, жесткий взгляд.
Не его.
. . .
- Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь, Мак!
Гай роняет на стол кулак, по-бычьи нагибая голову.
- Ты ничего не знаешь, а всему веришь, всему... Извини, Мак, но если бы ты был не ты...
Улыбаешься, скрывая горечь, разъедающую уголки глаз и губ.
Гай, Гай… что же ты? Почему мне не убедить тебя, почему ты ничего не хочешь слушать?
Но ты – знаешь.
Для него другого и не было. Все, что Гай знает, ему внушили слишком давно – и слишком прочно. И как правильно, как хорошо, как верно – он не поймет. И не захочет понимать, как каждый в этом странном, больном, израненном мире. Слишком… слишком привыкли они все, слишком сжились со своим строем.
И не перемен они боятся.
А того, что перемены – возможны. Того, что может быть лучше, что мир внезапно станет светлее; и свет этот выжжет все старое, все, что таилось, все, к чему вроде бы привыкли и не замечали…
Гай ложится на кровать ничком, пряча лицо.
И тебе до дрожи хочется провести ладонью по его затылку.
Просто…
Просто так.
. . .
Прикусываешь губы, пристально следя за настороженными резкими движениями.
И когда Гай дергает на себя ручку люка…
Ничего. Ничего не остается.
Лишь – схватить, рвануть к себе, ближе, ближе, вжать, вдавить всем телом в холодный проржавевший пол, чувствуя, как бьется, сопротивляется, чувствуя, что живой, Гай, черт, ты все еще живой...
А потом вглядываться в лицо - до жжения в глазах, не мигая, следя, как исчезает из глаз ярость и ужас, как отступает тупая, вбитая в голову жажда уничтожения... как сухие потрескавшиеся губы изумленно что-то шепчут, и ты не сомневаешься, что он только что выругался от души; но ты - счастлив...
И обнимаешь, сдавливаешь ладонями плечи, скользишь пальцами по чумазой шее, чувствуя, как бешеный пульс отдается тебе в руки...
- Ты... - выдыхает-выстанывает Гай, и у тебя голова кружится, когда его дыхание - сбитое, тяжелое - ложится на твои губы.
Лимонная карамель.
И - как раньше, как раньше, как раньше, сдавливает изнутри горячей рукой, когда так отчетливо вспоминаешь вкус на губах, вкус, который не забыть, который въелся, вкус - сладкой карамели и пепла...
– Куда?! Зачем?! - и отчаянный крик Гая тонет в реве мотора. – Ты с ума сошел! Тебе подарили жизнь!
– Кто это мне подарил жизнь?! Жизнь моя! И принадлежит только мне!
Ты с болью смотришь в дикие, напуганные глаза Гая. И зажмуриваешься на секунду, проглатывая все его «я обязан вернуть тебя», и «бежать невозможно», и «останови, я не хочу тебя слушать»; хватаешь за руки, когда он выбирается на крышу, что-то выкрикивая, и стягиваешь вниз за куртку, прижимаешь за запястья к полу.
А потом – просто не выдерживаешь.
И скользишь губами по губам Гая, захлебываясь сухим, горячим дыханием, ерошишь короткий колючий еж волос, цепляешься за пальцы, все еще вяло пытающиеся тебя остановить… и тянешь на себя его воротник, слыша, как щелкает о железо отлетевшая пуговица.
И когда он, выгибаясь под тобой, со стоном выдыхает в твой рот очередное «это-безумие-слышишь-Мак»…
…ты улыбаешься.
И думаешь, что – да, безумие.
Но безумие, в которое ты возьмешь его с собой.
. . .
end
URL записиНазвание: Лимонная карамель (не спрашивайте почему, а =))
Фандом: Обитаемый Остров
Автор: Ник
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Максим/Гай
Дисклаймер: *шмыгает носом*
Предупреждение: я уже них не помню диалоги, в голове только картинки... по ним и воссоздаю то, что хотела =)).
A/n: слышать ничего не хочу, тут слэш в каноне черным по белому прописан =))
. . .
читать дальше- Понятливый, - усмехается.
Ты с улыбкой следишь за его быстрыми нервными пальцами, то и дело сжимающимися в кулаки от невысказанных слов, невыплеснутого напряжения, невыбитой боли.
Ты даже не представляешь. Ты - даже - не представляешь, насколько понятливый...
Смотришь в окно, вдыхая странный воздух этого мира. Воздух затхлый, наполненный тревогой, затаенным страхом…
И едва заметным запахом гари и лимонной карамели.
От него.
. . .
И тебе кажется, что все будет хорошо.
Ты веришь. Ты привык, ты – по-другому – попросту не можешь.
Ведь так задорно, впервые, наверное, за долгое время, смеется Рада, сверкая глазами. И Гай смущенно, осторожно улыбается смеху сестры, словно пробуя улыбку на вкус.
И такой мальчишеский азарт в его взгляде, что ты аж жмуришься от удовольствия, опуская штангу; выдыхаешь – и не сводишь с Гая глаз.
Он невольно прикусывает губы, машинально стискивая пальцами косяк.
. . .
А потом все не так.
Не так. Неправильно.
- Я свободен, - выдыхаешь, глядя в перекошенное лицо ротмистра. И я пришел за Гаем.
И за секунду до выстрела, до отчаянного крика Гая «Не надо!», звенящего у тебя в ушах, ты читаешь в его глазах: «Мальчишка…»
И знаешь, что он видит это же в твоем взгляде.
Мальчишка.
Глупый мальчишка, не желающий слушать.
. . .
Сжимаешь пальцы под столом в кулак.
Ты так мало, так невозможно, преступно мало видел радость на лице Гая.
И за несколько секунд… тех жалких секунд, что улыбался он, увидев тебя…
Плата – злой, жесткий взгляд.
Не его.
. . .
- Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь, Мак!
Гай роняет на стол кулак, по-бычьи нагибая голову.
- Ты ничего не знаешь, а всему веришь, всему... Извини, Мак, но если бы ты был не ты...
Улыбаешься, скрывая горечь, разъедающую уголки глаз и губ.
Гай, Гай… что же ты? Почему мне не убедить тебя, почему ты ничего не хочешь слушать?
Но ты – знаешь.
Для него другого и не было. Все, что Гай знает, ему внушили слишком давно – и слишком прочно. И как правильно, как хорошо, как верно – он не поймет. И не захочет понимать, как каждый в этом странном, больном, израненном мире. Слишком… слишком привыкли они все, слишком сжились со своим строем.
И не перемен они боятся.
А того, что перемены – возможны. Того, что может быть лучше, что мир внезапно станет светлее; и свет этот выжжет все старое, все, что таилось, все, к чему вроде бы привыкли и не замечали…
Гай ложится на кровать ничком, пряча лицо.
И тебе до дрожи хочется провести ладонью по его затылку.
Просто…
Просто так.
. . .
Прикусываешь губы, пристально следя за настороженными резкими движениями.
И когда Гай дергает на себя ручку люка…
Ничего. Ничего не остается.
Лишь – схватить, рвануть к себе, ближе, ближе, вжать, вдавить всем телом в холодный проржавевший пол, чувствуя, как бьется, сопротивляется, чувствуя, что живой, Гай, черт, ты все еще живой...
А потом вглядываться в лицо - до жжения в глазах, не мигая, следя, как исчезает из глаз ярость и ужас, как отступает тупая, вбитая в голову жажда уничтожения... как сухие потрескавшиеся губы изумленно что-то шепчут, и ты не сомневаешься, что он только что выругался от души; но ты - счастлив...
И обнимаешь, сдавливаешь ладонями плечи, скользишь пальцами по чумазой шее, чувствуя, как бешеный пульс отдается тебе в руки...
- Ты... - выдыхает-выстанывает Гай, и у тебя голова кружится, когда его дыхание - сбитое, тяжелое - ложится на твои губы.
Лимонная карамель.
И - как раньше, как раньше, как раньше, сдавливает изнутри горячей рукой, когда так отчетливо вспоминаешь вкус на губах, вкус, который не забыть, который въелся, вкус - сладкой карамели и пепла...
– Куда?! Зачем?! - и отчаянный крик Гая тонет в реве мотора. – Ты с ума сошел! Тебе подарили жизнь!
– Кто это мне подарил жизнь?! Жизнь моя! И принадлежит только мне!
Ты с болью смотришь в дикие, напуганные глаза Гая. И зажмуриваешься на секунду, проглатывая все его «я обязан вернуть тебя», и «бежать невозможно», и «останови, я не хочу тебя слушать»; хватаешь за руки, когда он выбирается на крышу, что-то выкрикивая, и стягиваешь вниз за куртку, прижимаешь за запястья к полу.
А потом – просто не выдерживаешь.
И скользишь губами по губам Гая, захлебываясь сухим, горячим дыханием, ерошишь короткий колючий еж волос, цепляешься за пальцы, все еще вяло пытающиеся тебя остановить… и тянешь на себя его воротник, слыша, как щелкает о железо отлетевшая пуговица.
И когда он, выгибаясь под тобой, со стоном выдыхает в твой рот очередное «это-безумие-слышишь-Мак»…
…ты улыбаешься.
И думаешь, что – да, безумие.
Но безумие, в которое ты возьмешь его с собой.
. . .
end
@темы: Слэш/Yaoi, фандомное, Обитаемый Остров
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (3)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
21:15
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 07 января 2009
21:54
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
20:33
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 06 января 2009
01:14
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
00:35
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
00:32
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
00:11
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 04 января 2009
23:57
Доступ к записи ограничен
Можно просто Арти | Белый и пушистый слэшер
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Dancing with myself
Авторизация
Главное меню