Последствия. Варнинг: сопли умалишенного автора

[RedPlanet]

Название: «На краю».
Автор: Чацкая
Бета: Ksюша
Фандом: Обитаемый Остров
Пейринг: Максим Каммерер/Гай Гаал
Рейтинг: PG-15
Жанр: ангст
Саммари: У Стругацких, растерзанный внутренней борьбой, Гай нелепо погибает в начале войны. Погибает, когда Максима даже нет рядом. Это неправильно. Это жестоко. Это больно, потому что это Канон. Но мы все знаем - канон еще никогда не становился окончательным приговором.
Предупреждения: АУ. Альтернативная 17-ая глава, утопический конец. Написано в неадекватном состоянии.
Дисклаймер: мое только АУ
От автора: После прочтения 17-ой главы у меня случилась истерика, видимо, я слишком эмоционально восприняла эту книгу, читая во второй раз, и персонаж Гая стал настолько любим и близок (даже отдельно от пейринга), что чувство несправедливости побудило написать вот это. Иначе никак.

В "« »" кавычках - отрывки текста Стругацких.

Темно-бурые склоны, словно не пуская Максима назад, подставляли ему под ноги колючие кустарники, вырванные куски железа и засыпанные песком ямы. Спотыкаясь и злясь, что так долго торчал на вершине, Максим спускался вниз, охватываемый вязким беспокойством за свою крошечную команду не владеющих собой людей.

Недалеко от их жалкого скрюченного танка проехало еще одно такое же подобие военной техники, оглашая впадину каким-то тревожным скрежетом. Может, пока он смотрел на мерзкие машины армии, сюда, к его танку вышли другие, такие же подконтрольные куклы, верные своим кукловодам.
Что тогда стало с маленькой командой его танка?.. Навечно уснувший Крючок с застывшей веселой улыбкой на губах, сходящий с ума от боли Зеф, этот чертов Фанк без сознания и Гай. Единственный на ногах, мальчишка, под действием излучения, с остекленевшими искусственно-преданными глазами. Максима пробил холодный пот. Воздух вокруг поплотнел и стал сгущаться, наполняя легкие теперь не только своей мерзкой отравой, но и невыносимым чувством страха. Страха за них.
За него.

«Обогнув танк, он остановился.
Они лежали рядком: белый до синевы Фанк, похожий на мертвеца; скорченный, постанывающий Зеф, вцепившийся грязно-белыми пальцами в свою рыжую шевелюру, и весело улыбающийся Крючок с мертвыми глазами куклы. Приказ был выполнен в точности.» «Только вот трава вокруг была смята и затоптана, и валялась сплющенная белая каска в темны пятнах, а из развороченных кустов торчали еще чьи-то ноги в сапогах».
Предчувствия не обманули Мака. Здесь действительно кто-то был. И теперь он мертв. Значит, сцепились все же двое преданных псов. Повернуться было до боли страшно. Боковым зрением Максим видел на траве согнувшуюся фигуру, ободранную, в крови.

Жив ли?..

Пока он не мог знать ответа – внутри жгло, словно смесь страха и заведомой печали стекались к сердцу огненной лавой. Никогда раньше, за всю жизнь не было так больно. И до дрожи страшно.
Если ответ на молчаливый вопрос вдруг окажется отрицательным, что будет?..
Конец. Не конец жизни, не конец борьбы, не конец этого мерзкого мира – конец Максима.
Смерть. Смерть не сильного закаленного тела, смерть не молодого землянина, не дерзкого революционера – смерть души. Максим знал, что каким бы не оказался ответ – он продолжит борьбу. Но так же знал – в самом страшном случае - продолжит борьбу уже не человеком, ходячим мертвецом, без души и сердца. Это будет лишь могучее тело, наполненное вонючей смесью ненависти, гнева и желания мстить.

Максим сделал шаг к телу на земле. Вокруг взрезала воздух смерть.
Гай не двигался. Не шевелился.

Сейчас, стоя на краю самого себя, Максим наконец-то признался себе в том, о чем запретил себе даже думать. Его жизнь началась не на Земле. До прибытия на эту злобную планету он не жил – существовал. Протекала спокойная, размеренная жизнь, изредка волнуемая несущественными успехами, названными друзьями, неискренне-приторными чувствами.
Попав на Саракш, окунувшись в столь мерзостно-застоявшееся болото, кладбище людских душ, он столкнулся с человеком, таким же, как и все остальные, безвольным, но самым живым в жизни Мака. Гай был предан единственной внушенной идее, его разум травили каждый день чертовы излучатели, но жизнь теплилась в нем, вскормленная человечностью, тоскующей потерянной юностью, детской наивностью и гармоничной неяркой красотой, пробивающейся сквозь гримасы зомбированного лица. Он понравился ему куклой, но влюбил в себя человеком.
Как часто это бывает – до этой страшной секунды Максим не понимал до конца, насколько глубоки и искренни стали его чувства за это время. И теперь это было уже не сострадание, не желание спасти и даже не опека – это была любовь, в том ее высшем проявлении, когда не знаешь за что любишь, любишь без причин и умысла – безоглядно и навсегда.

В памяти всплывали обрывки фраз и картинки жизни на Саракше: Гай упорно застегивает Маку верхнюю пуговицу, поучает как вести себя в строю; они спорят до хрипоты дома, а затем шутливая драка и смех; после те страшные месяцы по разные стороны, и потом подарок Господина Случая – истощавшая фигурка Гая прямо перед ним, не дает выехать за очередную границу; жизнь у мутантов, ломки Гая и белая субмарина.
Сколько всего произошло за это время?..

Симпатия вспыхнула уже тогда, в гремящем неповоротливом вагоне, везущим их с Гаем в столицу. Гай тогда заступился за женщину и долго пытался втолковать Маку хоть что-нибудь, натыкаясь на глухую стену языкового барьера. Он активно жестикулировал, и было просто приятно смотреть на этого терпеливого человека, откликнувшегося на простую просьбу общения. Он ведь мог молчать всю дорогу, высадить его у телецентра и забыть навсегда. Но не молчал, довел до предписанной двери, хлопнул тогда по плечу и ушел с надеждой, что это их не последняя встреча. Так он стал хорошим знакомым.

Привязанность оказалась подопечной судьбы, которая свела Максима с Радой и привела прямо в дом Гая. Встреченный с радостной улыбкой и порывистыми объятиями, Максим был счастлив. Язык учился легко и быстро, Гай рассказывал ему все, что бы Мак ни попросил, терпеливо что-то втолковывал и вдохновенно описывал свою службу. Месяцы рядом, в теплом уютном доме, под одной крышей, в соседних кроватях. Днем шумные споры, а ночью душевный нехитрый треп, рассказы о своей жизни. Так у Максима появился приятель.

Дружба крепла под ненавистный глупый гимн легионеров. Рекомендация в Легион, служба под командованием Гая, забавные казусы и косые взгляды в их сторону – капрал и кандидат в стороне во время короткой передышки, голова к голове – «застегни пуговицу!» - «давай поиграем в слова!». Что бы ни случилось, они оба чувствовали плечо друг друга, рядом, близко – стеной за товарища. Так у Каммерера появился друг.

Выродки, страшный допрос, а затем побег. Шесть пуль в сильное тело. Прозрение ничего не изменило. Теперь Максим был далеко от Гая, стал террористом, но, взрывая башни, помнил об одном: вернуться и забрать с собой Гая. Чего бы это ни стоило, куда бы идти ни пришлось. Желание спасти сначала одного человека, а затем и весь этот мир.

Нечто большее, чем просто радость видеть друга, когда с трудом Гай был схвачен, скручен и сидел напротив него в тесной духоте танка. Хотелось кричать и петь, хотелось обнять и никогда не отпускать. Взаимность в уставших глазах лишь подливала масла в огонь. Тяжкая ночь в лесу, когда у Гая случилась первая ломка – они выехали из радиуса облучения. Бедный юноша дрожал, у него раскалывалась голова, и он мерз, словно выброшенный в мороз на колючий снег. Терпеливо и бережно стараясь найти нервный контакт, Максим сидел на холодной траве, положив его голову себе на колени, перебирая темные пряди волос, массируя виски, желая забрать всю боль на себя. И на многие дни жизни у мутантов выздоровление Гая было единственной заботой Максима. Каммереру было стыдно: в конце концов он сделал благо, забрав Гая, но началась эта страшная ломка. Максим чувствовал себя виноватым. Тогда он еще не смел признаться себе, что в его жизни появилась любовь.

Нелепый отлет на старом бомбовозе, эта дурацкая оплошность Мака, когда они попали в зону действия излучателей и у Гая случился этот срыв, он кричал о вечной преданности и желании умереть за него, за Максима. Мысль о том, что теперь он сам стал идолом, на который так слепо молится любимый человек, резала по сердцу больнее ножа. Он был зол, сердит и вымещал свою злость на юноше. Он полез в эту чертову субмарину, даже не подумав, как тяжело будет Гаю ждать его на берегу, не зная, что думать и считая секунды до возвращения. Злость на самого себя губила и любимого ему человека.

Когда в субмарине Мак услышал отчаянный крик Гая, словно что-то переключилось в мозгу. Он до сих пор не мог забыть лицо юноши тогда – перекошенное ужасом, бледное – Гай был на грани обморока. Столько пережить и еще снова терпеть мучения, но только уже от самого Максима. Как он мог так поступить?! В белой субмарине, в ее темном затягивающем чреве, Мак дал волю чувствам и долго прижимал к себе трясущееся тело Гая, успокаивая, шепча обещания и извиняясь за все. Так Гай стал его личным Мировым Светом. Его единственным центром вселенной.

Глупая война. Жуткая война.

Максим, пересилив себя, опустился на колени рядом с телом Гая. Дрожащей рукой коснулся шеи…
- Мак…сим…
Вдребезги разбившееся самообладание, слезы, горькие и счастливые, хлынувшие из глаз. Залпы орудий были больше не слышны. Только слабый голос Гая. Обессилевшего, но, массаракш, живого.
Мак подхватил его, прижал к себе, зарываясь пальцами в темные волосы, целовал запачканные землей и маслом щеки, лоб, глаза.
- Гай, ты жив, слышишь, все хорошо! Все будет хорошо, Гай, ты только живи…
Гай закашлялся и поднял на Максима усталые и грустные глаза. Он улыбался горькой, но открытой улыбкой.
- Ты… прости. Ненавижу себя… за то… что творю… - Гай закусил губу и уткнулся в грудь Мака, - в этом… состоянии…
- Тише, тише, не смей так говорить. Ты не виноват. Теперь все кончилось, мы выберемся отсюда…
Мак осторожно приподнял юношу, убедился, что серьезных ран нет и отнес его обратно в старый танк.
- Я заберу остальных, и поедем отсюда, - Максим нежно коснулся губами дрожащих губ Гая, оставляя на них трепетный поцелуй.

Ночь со своей прохладой оказалась спасителем. Зеф храпел в углу, измученный дневной пыткой, Фанк так и не пришел в себя, а Крючок… Максим, скрепя сердце, вынужден был оставить его в той чертовой впадине.
Гаю стало значительно лучше, он лежал на полу, обняв себя руками, и задумчиво смотрел на ржавую поверхность старого железа над головой.
Танк, издавая жалобные звуки, катился по заданному пути. Никакого четкого плана у Максима не было – надо бы возвращаться в столицу, но он не мог тащить за собой Гая – он не позволит ему больше терпеть это чертово излучение.
Спустившись из башни, Мак улегся рядом с Гаем, обняв того за плечи.
- Тебе лучше?
- Угу.
- Ты прости, мне не надо было оставлять тебя в таком состоянии.
Гай улыбнулся и нерешительно поцеловал его в уголок губ.
- Все нормально. Это я должен просить прощения. Это я все время только обуза для тебя, ты только и делаешь, что спасаешь меня…
- Дурак. Какой же ты дурак, Гай. Мальчишка, - шепнул Мак, целуя его снова и снова, стирая все границы в их отношениях, - без тебя… нет, это ты спасаешь меня. Каждую секунду, пока мы живы.
Гай гладил светлые кудри Максима, постепенно забываясь сном, успокоенный объятиями, наконец-то согревшись, и впервые понял: «все будет хорошо». Вера в будущее витала в воздухе, и вряд ли что-то могло вытравить ее, выгнать с этой планеты. Вдвоем они создадут новый мир, потому что этот уже не вмещает своей душной теснотой проверенные войной и временем чувства.